Игра в классика

05.04.2008

 

Роман Должанский | Коммерсантъ

В рамках продолжающегося фестиваля "Золотая маска" ее неоднократный обладатель московский театр "Тень" показал оригинальный спектакль-импровизацию "Все". Он участвует в конкурсе "Эксперимент". Рассказывает РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.

Из всех спектаклей, показанных на "Золотой маске", представление, придуманное Майей Краснопольской и Ильей Эпельбаумом, самое необычное. Наверное, его и спектаклем лучше не называть. Спектакль — это зрелище, на которое по идее может зайти любой человек с улицы. Трудно себе представить, что на "Все" попадет человек, который не был ни разу в театре "Тень", не знает про Королевский Лиликанский театр и не видел спектаклей Камы Гинкаса или Михаила Левитина. В этом смысле "Все" — мероприятие для своих, для людей театра. Но степень свободы и чувство юмора его создателей столь завидны, что на фестивале "Золотая маска", мероприятии солидном и важном, спектакль "Тени" оказался просто необходимым.

Если попытаться определить тему "Всего", то придется сказать, что это спектакль про полет режиссерской фантазии. Звучит, вероятно, крайне неубедительно. Зато более чем убедительно смотрятся на видеоэкране Евгений Гришковец, Петр Фоменко, Роман Виктюк и уже упомянутые господа Левитин и Гинкас. Майя Краснопольская и Илья Эпельбаум застали каждого из них врасплох: дали почитать сцену из пьесы, якобы принесенной автором в их театр, и предложили с ходу набросать режиссерское решение спектакля. В результате получились эффектные импровизации, каждая из которых явилась одновременно автопортретом и автопародией: Михаил Левитин с безумным глазом, хитрый Петр Фоменко, насмешливый Гришковец, грезящий о пластичном андрогине Майкле Джексоне Роман Виктюк и ищущий низкое в гениях Кама Гинкас.

Какую именно сцену предложили тому или иному режиссеру, мы не до конца понимаем. Но сюжет пьесы постепенно проступает в спектакле: она о том, что "наше все", Александра Сергеевича Пушкина, на самом деле не убили на дуэли. Он выжил, прожил еще долгие годы, однажды попал в город Рим, встретился там с Гоголем, стал выяснять с ним отношения и в конце концов погиб от руки автора "Ревизора", сюжет которого, как известно, сам же и подсказал когда-то. Переживший Дантеса Пушкин сам тоже является перед зрителями. Но чтобы все это не превращалось в настоящий спектакль, монолог уставшего от миссии "солнца русской поэзии" каждый раз произносит другой актер. Например, мне достался Валерий Гаркалин. В другие дни другие зрители в этой роли видели Николая Фоменко и Александра Ленькова. "Тень" обещает в ближайшем будущем привлечь к пушкиниане Геннадия Хазанова, Юлия Кима и даже Юлию Рутберг.

В общем, "Гоголь убил Пушкина", и все это, конечно, не снилось самому Хармсу. Театрального абсурда добавляет то, что на маленькой сцене театра "Тень" присутствует сам драматург, написавший столь странную пьесу. Это реальный драматург, и зовут его Сергей Коковкин. Тихоголосый, лишенный следов сценического темперамента человек играет сам себя, автора, пришедшего в театр читать свою пьесу, а Майя Краснопольская и администратор театра ему подыгрывают. В общем, все смешалось на сцене театра "Тень": пьеса реальная и пьеса воображаемая, несостоявшаяся читка и ненастоящий спектакль, навсегда зафиксированные отрывки из стихийных режиссерских монологов и меняющиеся раз от разу актеры в роли ожившего Пушкина. Илья Эпельбаум и Майя Краснопольская, как обычно, настолько добросердечно сплетают иронию и серьезность, что уже не понимаешь (да и не хочешь понимать), где тебя просто дурачат, а где вдруг начинают говорить о серьезнейших вещах, лежащих в основе театрального вдохновения и игры как таковой.

Еще один персонаж спектакля — кукольный Лиликанский театр. На его сцене маленькая черная кукла Пушкина появляется измазанной в желтке, только что вылупившейся из яйца. Что бы ни показали во "Всем", кажется, что театр как вид искусства смеется над собой, но и восхищается собой тоже — и по праву. В "Тени" в отличие от неживых академий высокое не боится низкого, театр рожается из ничего, а преемственность литературных традиций выражается фатально-гротескными цепочками: Гоголь убил Пушкина, Толстой — Гоголя, Чехов — Толстого, Горький — Чехова и т. д. И чтобы мы ни на минуту не усомнились в том, что этой неотменимой цепочке не дано прерваться, в качестве эпилога забавного вечера свое сегодняшнее читает поэт Лев Рубинштейн.