Ирина Уварова

 

Лиликанский проект

 

По прогнозам наук, имеющих особые знания о будущем человечества (главным образом, генетики), дело будет обстоять так, как в прежние времена было представлено в балаганах, где показывали в одном номере великана и лилипута.

Многообразие «разнокалиберных» людей, которое нынче наблюдается по всей планете, сменится двумя полярными величинами, человечество будет представлено двумя великанами, полярными по отношению друг к другу. То будут великаны и карлики.

Первым достанутся все признаки красоты, какие накоплены веками, и сегодня, в век глобализации, они признаны повсеместной нормой. Сложение их будет гармонично, а цвет кожи станет единым, золотисто-смуглым, в нем растворятся и смешаются цвета кожного покрова всех рас.

Вторые, маленькие, будут нехороши собою. Кажется, все положительные качества достанутся большим, все отрицательные маленьким. Что ж, в том, может быть, и будет достигнута некая справедливость в исторической перспективе. Поскольку в прежние времена карлики, наделяемые магическими силами, выдающимся умом и быстротой реакции, оставляли далеко позади неповоротливых и медлительных полифемов.

Я не имею ни малейшего отношения к футурологии и ее генетическим предпосылкам. Привожу эту гипотезу только потому, что она дает лишний повод обратить внимание на извечную тему. Это тема колебания между крайними величинами, тема, которая соединяет карлика и великана, и, в конечном счете, почему-то глубоко волнует и озадачивает человечество и привлекает к себе внимание той его части, что располагается между этими крайностями.

Говоря условно, имеется в виду человек, выступающий в роли зрителя балаганного номера, где великан баюкает карлика как младенца (о таком номере рассказано у Ромена Гари в новелле «Радости природы»).

И все же, если допустить такое положение вещей в далеком будущем (еще раз оговариваю – это не более чем допуск), то в культуре, вторящей природе, должны существовать некие «хранилища» для собирания этих полярных форм.

Во-первых, это фольклор.

Во-вторых, балаган, эта протоматерия культуры.

В-третьих, литература.

«Религия и мифология ранних обществ, эпос и фольклор традиционных культур, искусство и литература в эпоху профессиональной художественной деятельности несут в себе эту тему как некий ключ к разгадке всех тайн бытия, как образ «обеих бескрайностей, между которыми заключен человек – бесконечно меньшего и бесконечно большего – как непостижимую загадку сверхъестественного взаимообличия того, что «меньше малого и больше большого», - пишет Л. Смирнов в тексте, предваряющем трактат о театральной кукле. О театральной кукле, выступающей, можно сказать на подмостках рядом с книгой, здесь далее пойдет речь. «Кажется, - продолжает Смирнов, - что как навязчивая идея этот мотив преследовал народы и культуры, то гигантски разрастаясь, то сокращаясь до неразличимого рудимента»[1].

Речь пойдет о кукле театральной, кукле, являющейся проекцией литературного прототипа на сцену кукольного театра. Причем, замечу в скобках, - театральная кукла может устремляться к уменьшению.

В данном случае остановимся на двух явлениях единого культурного ландшафта: это великая книга Джонатана Свифта «Путешествие Гулливера» (часть первая «Путешествие в Лилипутию») и «Лиликанский» театр. Но что такое Лиликанский театра?

Что случилось в театре «Тень»

Случилось вот что –

         Карлик в свите Его Величества Театра, неотлучно

         сопровождающий его в истории, в очередной раз

         обернулся великаном, написал некогда Лев Смирнов,

         рассуждая о кукольном театре.

В случае с театром «Тень» карлик (он же лилипут) -  это кукла, только совсем маленькая.

В случае с театром «Тень» с великаном возможно сравнить лиликанский миф, разросшийся до размеров необычайных.

В поисках темы для очередного спектакля театр снял с полки старую книгу некоего Самюэля Свифта, эсквайра, - и угодил в Зону Пульсирующих Величин.

Предварение-1

 

Лиликанский проект возник в театре «Тень» в 199 6г. Дату есть смысл запомнить; она станет нужна, когда речь зайдет о лиликанском мифе.

«Тень – это театр семейный. Он и выдержан в масштабах семьи. Семью составляет Майя Краснопольская и Илья Эпельбаум. Театр «Тень» возник шестью годами ранее, в 1990 году: тогда как раз в народе складывалась иллюзия сводного предпринимательства в любом деле. Тогда возникали наивные кофейни с доморощенными пирожками, театральные студии в случайных квартирах, журналы, создаваемые на кухне. Все эти пузыри земли продержались недолго и исчезли бесследно. «Тень» уцелела. Устояла. Окрепла и развилась настолько, что на театральной карте Москвы ее местопребывание следует отмечать особым значком; улица Октябрьская, дом 5.

Четких или привычных очертаний «Тень» не имеет. Вроде бы кукольный театр, но и не только. Вроде бы серьезный, но предпочитающий форму беспечной шутки. Вроде бы для детей, но постепенно ставший театром для понимающих взрослых.

Лиликанский проект объединил в себе оба возрастных направления, поначалу, по крайней мере.

В 1996 году на фасаде театра «Тень» появилось второе название – «Тень театра». «Тенью театра» и стал театр лиликанский.

Тень, отброшенная тенью! Тень в квадрате – (тень)². об этом вспомним, добравшись до Феллини: он про это дело высказался, и это нам будет как нельзя более кстати.

Но явился ли Лиликанский проект тенью театра, прячется ли в игре слов глубокий тайный смысл, или же идет игра словами и смыслами.

Ответить на этот вопрос прямо и просто – значит уронить себя в глазах любого постмодерниста.

Идет игра, игра в игру и так далее, форма ее – беспечность, облегченная до веса тени, и театр этот внимательно следит за тем, чтобы беспечность не набирала веса ни на грамм. Беспечность останется равна самой себе, даже когда в дальнейшем дело дойдет до «Мизантропа» и до Великого потопа; до участия в Лиликанском проекте Анатолия Васильева и Тонино Гуэрро.

Предварение – 2

Тут речь пойдет о том, что показывают на сцене, в фойе и вообще там, где возможна веселая игра.

Закулисье я не затрагиваю по незнанию той материи, которая составляет фундамент любого театра – трезвое умение вести дело в предлагаемых временем обстоятельствах. И фундамент должен быть надежным; заложил ли его Станиславский в Камергерском или Эпельбаум и Краснопольская по адресу на Октябрьской.

Наконец, предварение – 3

Твердая почва под ногами: точнее, речь идет о положении театра «Тень» в ландшафте театральной жизни столицы.

Сегодня попасть в лиликанский театр все еще сложнее, чем в ГБТ.

Что не мудрено: в заветной лиликанской комнате могут смотреть лиликанский спектакль через окна (снаружи внутрь) всего пять, от силы шесть зрителей. Можно, конечно, сидя в нормальном зале, смотреть фильм, отснятый в ллиликанском театрике, но это уже не то.

Тем не менее при том, что допуск в сей чертог так ограничен, нет, я полагаю, ни одного выдающегося московского режиссера, который так или иначе не был бы привлечен к деятельности театра «Тень», точнее так –  каждый известный режиссер причастен к «Тени театра».

В репертуаре «Тени» есть беспроигрышный номер – он носит название «Метаморфозы»: Илья тут же создает мгновенные рисунки, на наших глазах, переданные на экран, они меняют конфигурацию, и рыба становится лицом мудреца, а лицо тотчас станет непритязательным ангелом и так далее. «Метаморфозы» живут много лет. И, они предельно портативны, кажется, нет на земном шаре страны, где бы «Тень» не показала свои «Метаморфозы».

Что же касается отечества, то Золотых масок у театра не меньше, чем золотых медалей у самого породистого бульдога.

Однажды и сама церемония открытия фестиваля «Золотая маска» прошла в театре «Тень», да не просто в театре, а на лиликанской сцене в маленькой театральной коробочке.

Если же напомнить, что заключительная церемония сего великого фестиваля проходит обычно на сцене Большого театра…

Одним словом, вот первый наглядный пример того, как полярные величины – Великое и малое – затевают непривычную чехарду. 

 

 

Лиликанское искусство

Большая вселенная в люльке

У маленькой вечности спит.

О. Мандельштам

 

В помещении театра «Тень» есть маленькая тайная комната, там и стоит кукольный театр – самый маленький на свете. Но совсем настоящий, и все как у людей, да так ответственно, так серьезно, что невозможно удержаться от смеха – и в самом деле забавно, если Государственный Большой Театр Оперы и Балета со всем своим чувством собственного величия и достоинства, с упитанными жеребцами на крыше – вдруг уменьшился настолько, что Аполлонову квадригу можно спрятать в карман…

Но тем не менее сохранены все признаки помпезности: колонны, плафоны. Заглянув же в окна снаружи, вы увидите множество и даже великое множество зрителей и люстру, изнемогающую от переизбытка хрусталя (а каждая хрусталина много меньше булавочной головки), оркестр и занавес, закрывший сцену… Однако прежде, чем он поднимется, задержитесь в зале, поскольку театр уж полон, ложи блещут, и как блещут! Нужен бинокль, лупа, микроскоп, наконец, чтоб оценить прически дам; а галстуки мужчин? А белизна манжетов! Жаль – они сидят к нам спиной в партере, но все равно… И вообще их, зрителей тут около тысячи. И хотя каждый немногим больше кузнечика, но дело в том, что они, эти зрители, не просто в театр пришли, как мы, например.

Они есть целый народ.

У меня все основания утверждать – лиликанский проект, задуманный, как остроумная игра, начал поразительным образом жить сам по себе.

Но почему же все-таки «лиликане»? собственно в этом сложносочиненном названии содержатся все позывные от Самюэля Гулливера, которого Свифт отправлял то к лилипутам, то к великанам. «Лили» - от лилипута, «кан» - от великана. И хотя у него не было не малейших оснований тягаться с великанами (да они вообще гораздо меньше самого мелкого лилипута) – что ж! В конце концов величие духа вполне компенсирует мелкий калибр; а каждый той-терьер смотрит свысока на ужасного датского дога.

Она жили они на краю планеты Земля, где-то недалеко от страны лилипутов; только лилипутов Гулливер заметил (а как не заметить, если они его, поверженного бурей, привязывали его же длинными волосами – к кольям, вбитым в землю!), то лиликан как таковых не разглядел. Хотя они были поблизости! Только что очень маленькие. Они проживали рядом с лилипутами, но те смотрели на эту мелочь с высоты своего роста и считали маленьких соседей неполноценной расой: ксенофобия, что поделаешь?

В конце концов случилось неизбежное – лилипуты ополчились на лиликан, разгорелась битва, и вражьи силы скинули лиликан в бушующее море. Однако в исторической перспективе все обошлось. Выжили. Наладили цивилизацию, и всем лиликанским миром прибыли в Москву.

И вот на улице Октябрьской 5 появилась афиша:

 в помещении театра «Тень» проходят гастроли Большого Лиликанского Королевского Театра! Привилегированная придворная труппа показывает спектакль!

Два дерева или Трагическая история о романтической любви Принцессы-красавицы и Короля Золотых Россыпей, о злом и коварном Карлике, жившем в апельсиновом дереве, о жестокой фее Пустыни, разлучившей влюбленных.

«Спектакль идет в сопровождении Королевского оркестра. В фойе театра зрители могут ознакомиться с  выставкой рисунков лиликанских детей, а также прослушать краткий курс истории государства «Лиликания».

Так Роман Должанский оповестил москвичей (да шире – все человечество) о первых – самых первых контактах людей и до того никому не известного крошечного народца[2]. Но заслуживает внимания сама интонация, почтительность к диковинным гастролям.

И сколь неподдельной была серьезность видавших театральные виды рецензентов и обозревателей! Как сочувствовали они злосчастным любовникам. Рецензии на «Два дерева» в солидной столичной прессе трудно заподозрить в том, что их авторы хохотали над великими страстями, над помпезными декорациями, над чем-то до боли или до смеха знакомым…

«После падения железного занавеса наши соотечественники принялись путешествовать с энтузиазмом, который был свойственен, пожалуй, лишь европейкам в эпоху Великих географических открытий.  Тем удивительнее, что ни один из них до недавнего времени ничего не зная о Лиликании, стране, которой мы, сами того не понимая, обязаны многими достижениями науки и техники. Руководство Союза театральных деятелей искренне признательно московскому театру «Тень», благодаря усилиям которого встреча с замечательной страной и деятелями ее культуры наконец состоялось. (Из речи, которая могла случиться на встрече лиликанцев с театральной общественностью Москвы.^**) – так писала Марина Давыдова.

В тексте столь авторитетного театрального критика примечательны два обстоятельства.

Во-первых, включенность в игровую ситуацию – «на полном серьезе», как говорят дети. Именно так о лиликанских спектаклях мы все тогда и писали: остроумная мистификация Ильи Эпельбаума и Майи Краснопольской получила нашу абсолютную поддержку в прессе.

Во-вторых, мельком помянуто важнейшее историческое Событие – пал Железный занавес, а заодно и империя. Общая ситуация в стране находилась «во взболтанном состоянии». В таком случае можно говорить о «потере ориентации», что свойственно переломным моментом истории.

Как раз об эту пору мистификации плодятся, как бешеные, на их улице праздник.

Если вы можете припомнить те времена – а как их не помнить?! – средства массовой информации, равно как и чистопородные обывательские слухи, были увлечены невероятностями в духе незабвенной Феклуши: «А люди там с песьими головами». Только не «где-то там», а здесь, у нас.

- «Вчера инопланетянин стал жертвой дорожного происшествия, но при приближении сотрудников ГАИ испарился».

- «В метро видели крысу размером с овцу».

- «На Красной площади выявился исполинский гриб, лабораторные исследования показали идентичность губчатой ткани с железом, употребляемой на обшивку броневиков».

И так до бесконечности.

Что же тут удивительного, если:

- Алло! Алло! Это что, это театр «Тень»? Скажите, а вот эти маленькие человечки, они у вас выступали… Ну, гастролеры маленькие – они еще будут выступать?

Но как тут не подыграть доверчивой публике?

Что ж, и подыгрывали.

Друг театра «Тень» немецкий кукольник Карл Риттенбахер помогал Илье вешать на балконе театра  афишу о лиликанских гастролях.

- Я наверху колочу – рассказывал Илья, - Карл меня поддерживает. Идет мимо прохожий, спрашивает: «Ой! Это что за театр такой? Лиликане – это откуда? На что Карл отвечает на плохом русском: «Я тута арбайтер, я не понымайт». Потом как-то тетенька остановила машину нашу с ящиком наверху, там написано «Лиликанский театр», говорит: «Скажите, пожалуйста, а где они выступают? Консульство-то их я видела на Арбате, а вот играют-то они где? Я говорю: «Извините, я нанятый шофер, я ничего не знаю».

Очень часто спрашивают, где это Лиликания? Мы говорим: «Пенсильванию знаете? Ну там и Лиликания рядом».

Так мистификация с маленькими человечками, в основе которой лежит мистификаторская мифология Свифта, попала в эпицентр мистификаций, взявшихся доказать, что ничего невозможного нет, что невероятное очень даже вероятно – что тут такого? Скептики в ту пору были не в моде. А слухи – это тени мифа. Мистификации, впрочем, тоже.

Тут как раз самое время и место сказать, что деятельность театра «Тень» все более удалялась в ту сторону, где завелись звери особой породы. Их звали Перформанс, Инсталляция, Проект. Даже Некрошус называл свою постановку «Отелло» перформансом в трех актах. «Тень» осваивала территорию, на которой практиковало искусство, прежде называемое изобразительным и прикладным.

Продвижение театра «Тень» именно в эти края можно считать закономерным, если учесть то обстоятельство, что Илья Эпельбаум по образованию дизайнер, прикладник Строгановской выучки. И в случае с лиликанами они выступили под знаменем мистификации не впервые. Была до того история с лебедями, когда «Тень» вдруг заявила: в результате научных изысканий последних времен стало очевидным – Чайковский П.И. сначала написал оперу про озеро с лебедями, а балет «Лебединое озеро» только потом. «Тень» оперу и восстановила. Предъявляла для доказательства какие-то портреты, и все крайне серьезно. Впрочем, сама серьезность подмигивала, намекая на возможный и даже неизбежный подвох.

Только мастерски выполненная мистификация с лебедиными озерами в миф так и не переросла. Да вряд ли Эпельбаум и Краснопольская к тому стремились.

Думаю, что и затевая лиликанский проект они вряд ли рассчитывали на то, что их невинная мистификация обернется жизнеспособным мифом. Рискну ошибиться, но лиликанский миф некоторое время «работал» едва ли не сам по себе. Во всяком случае, не дожидаясь, когда его подтолкнут создатели. Такая ситуация была ярко и отчетливо выражена в соответствующее время: «на рубеже веков», как писал Андрей Белый. Внесем  поправку: на рубеже тысячелетий.

Ну, а как складывалась «биография» лиликанского проекта изнутри, внутри театра «Тень»? О том рассказал Илья Эпельбаум.

 

Как получился лиликанский театр

В самом начале был задуман коммерческий аттракцион: придут смотреть балаганных карликов, прибывших к нам на гастроли. Для этого внутри театра выгородили фойе и зрительный зал на одиннадцать зрителей; ложи, в которых посадили кукол; сцену. В фойе программа была, пожалуй,  более

насыщена, чем сам спектакль: была выставка достижений неизвестной культуры – образцы кукольных интерьеров, картины, посуда. Зрителям предлагалось лиликанское угощение, напитки; по радио шла передача о героической истории лиликанского народа. В большом фойе театра «Тень» можно было купить программку спектакля, сборник стихов лиликанских поэтов, газету «Лиликанская правда». Был даже обменный валютный пункт. Карликов смотреть приходили, но выручка, конечно, мала, да и места гастролеры заняли много, при такой их экспансии ничего другого играть нельзя.

Первый наш лиликанский театр был довольно велик и громоздок. Чтобы мы могли еще что-то у себя играть, пришлось его отправить на Беговую, в театр «Вернисаж», там и играли. За этот сезон мы с Майей заработали пять долларов.

После этого я перестал планировать что-либо в области финансов; деньги приходят вне планирования. Но с этим первым лиликанским театром нужно было что-то делать, и мы продали его в Екатеринбург хотя бы для того, чтобы его пристроить и что-нибудь заработать: предстояло строить новый лиликанский театр, но более компактный и меньших размеров. И вот театрик уменьшился и куклы соответственно уменьшились. Поначалу они были 12-15 сантиметров, а потом… Даже нельзя сказать, что мы решили их делать совсем маленькими, оно само получилось – раз следующее поколение лиликан твердо решило обосноваться в Москве, оно и уменьшилось, приспособилось.

Я читал про популяцию ящериц, обитавшую благополучно в изоляции от внешнего мира. В порядке эксперимента на их островок запустили хищников, и тут выяснилось, что при угрозе исчезновения вида на протяжении жизни двух поколений вид меняется: следующее поколение стало длинноногим, чтобы удирать от преследователей. А еще через поколение у них укрепились передние конечности и они уже моги лазать по деревьям. Эволюция происходит быстрее, чем принято думать – это я к тому, что лиликанский народец приспособился к условиям малой площади и сам определил, насколько и как ему уменьшиться. Когда куклы обрели право на существование, оказывается, они обладают знаниями, нам, их создателям, неведомыми.

- Илья! Но ты-то знаешь, что куклы способы мутировать?

- Конечно.

Да, если вернуться к начальному проекту – поначалу мы хотели, чтобы такие лиликанские театрики стояли в разных городах – в театрах кукол, в музеях, клубах. А мы бы приезжали играть, обновляя репертуар. Не состоялось;  и тот, первый лиликанский, до Екатеринбурга не сумели довезти. Так что кроме Москвы малый лиликанский стоит только в городе Бохуме, в Германии.

№ В:

Как зовут короля Лиликании?

Гольбастро – Момарем – Дирдайло – Шефин,

Бессмертный король Лиликании, да

продлятся дни его вечно.

Чем меньше (по росту) король, тем длиннее его имя. Впрочем, самого этого короля в Москве так и не видели. Есть оперный театр его имени; есть множество его верных подданных – мы их встречаем всякий раз в лиликланском театре в качестве зрителей, и там же кое-кого на сцене в качестве актеров оперного театра. Но нам не показали ни его портрета, ни его фотографии, что поистине странно, если мы имеем дело с абсолютной монархией – а дело, судя по всему, обстоит именно так.

Очевидно. миф должен содержать в себе некую тайну, названную, но не расшифрованную: по крайней мере, до конца.